информационно-дискуссионный городской портал
воскресенье, 29 июля 2012
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
LiveТоржок - информационно-дискуссионный городской портал
Сайт жителей города Торжка: оперативные новости, интересные обсуждения - все что касается городской жизни.
Сайт жителей города Торжка: оперативные новости, интересные обсуждения - все что касается городской жизни.
среда, 16 февраля 2011
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Солнце осветило горизонт,
Утро оборвало мой сладкий сон,
Я проснулся, я был поражен:
Ощутил годам урон.
Словно в первый раз я увидел свет,
Словно в первый раз я был им согрет,
Годы ощутил, хоть я и не дед,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день родили меня на свет,
В этот день с иголочки я одет,
В этот день теплом вашим я согрет,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день скажу юности привет,
В этот день я в зрелость возьму билет,
В этот день мне водка не во вред,
Мне сегодня тридцать лет.
Солнце, напиваясь, вошло в зенит,
Музыка в моих ушах звенит.
Не грусти и даже не делай вид -
Каждая нота мне говорит.
Я рукой нащупал свой карман,
Он мне намекнул, что я буду пьян.
Говорит мне день держись братан,
Лучше протирай стакан.
В этот день родили меня на свет,
В этот день с иголочки я одет,
В этот день теплом вашим я согрет,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день скажу юности привет,
В этот день я в зрелость возьму билет,
В этот день мне водка не во вред,
Мне сегодня тридцать лет.
Солнце опустилось за горизонт,
Дома y меня стаканов звон,
Собрались друзья со всех стоpон,
Дpyг, вpyбай магнитофон!
Я имею пpаво сегодня пить,
Я имею пpаво сегодня жить,
Я имею пpаво пpо все забыть,
Да чего там говоpить...
В этот день родили меня на свет,
В этот день с иголочки я одет,
В этот день теплом вашим я согрет,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день скажу юности привет,
В этот день я в зрелость возьму билет,
В этот день мне водка не во вред,
Мне сегодня тридцать лет.
Утро оборвало мой сладкий сон,
Я проснулся, я был поражен:
Ощутил годам урон.
Словно в первый раз я увидел свет,
Словно в первый раз я был им согрет,
Годы ощутил, хоть я и не дед,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день родили меня на свет,
В этот день с иголочки я одет,
В этот день теплом вашим я согрет,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день скажу юности привет,
В этот день я в зрелость возьму билет,
В этот день мне водка не во вред,
Мне сегодня тридцать лет.
Солнце, напиваясь, вошло в зенит,
Музыка в моих ушах звенит.
Не грусти и даже не делай вид -
Каждая нота мне говорит.
Я рукой нащупал свой карман,
Он мне намекнул, что я буду пьян.
Говорит мне день держись братан,
Лучше протирай стакан.
В этот день родили меня на свет,
В этот день с иголочки я одет,
В этот день теплом вашим я согрет,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день скажу юности привет,
В этот день я в зрелость возьму билет,
В этот день мне водка не во вред,
Мне сегодня тридцать лет.
Солнце опустилось за горизонт,
Дома y меня стаканов звон,
Собрались друзья со всех стоpон,
Дpyг, вpyбай магнитофон!
Я имею пpаво сегодня пить,
Я имею пpаво сегодня жить,
Я имею пpаво пpо все забыть,
Да чего там говоpить...
В этот день родили меня на свет,
В этот день с иголочки я одет,
В этот день теплом вашим я согрет,
Мне сегодня тридцать лет.
В этот день скажу юности привет,
В этот день я в зрелость возьму билет,
В этот день мне водка не во вред,
Мне сегодня тридцать лет.
пятница, 18 июня 2010
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Облегчи нам страдания, Боже!
Мы, как звери, вгнездились в пещеры -
Жестко наше гранитное ложе,
Душно нам без лучей и без веры.
Самоцветные камни блистают,
Вдаль уходят колонн вереницы,
Из холодных щелей выползают
Саламандры, ужи и мокрицы.
Наши язвы наполнены гноем,
Наше тело на падаль похоже...
О, простри над могильным покоем
Покрывало последнее, боже!
15 декабря 1894 Валерий Брюсов.
Мы, как звери, вгнездились в пещеры -
Жестко наше гранитное ложе,
Душно нам без лучей и без веры.
Самоцветные камни блистают,
Вдаль уходят колонн вереницы,
Из холодных щелей выползают
Саламандры, ужи и мокрицы.
Наши язвы наполнены гноем,
Наше тело на падаль похоже...
О, простри над могильным покоем
Покрывало последнее, боже!
15 декабря 1894 Валерий Брюсов.
среда, 16 июня 2010
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Мхами кутал нетвердый шаг
Синий вереск в сухом бору,
Где плутала всю ночь душа,
Да казнила себя к утру,
Что желаньями растеклась,
К ступе ладила помело,
По глаза закопалась в грязь
От отчаянья, всем назло.
Горько мутным держать ответ,
Там, где видишь себя в лицо.
Страшно вымолвить – Смерти нет!
Коль на пальце ее кольцо.
Оторочены облака
Бледно-розовой кисеей.
От далека, до далека,
Небо дышит сырой землей,
И тревожит огнями даль,
Что, как свечки, колышет лес.
Отлетает душа-печаль
Птицей серою в дым небес.
Когда тень превратится в дух,
Когда пламенем станет взор,
На заре промолчит петух,
Принимая зарю в укор.
Успокоится плачем страх,
Растворится в любви вина,
И оттает душа в слезах,
Понимая, что прощена.
Константин Кинчев
Синий вереск в сухом бору,
Где плутала всю ночь душа,
Да казнила себя к утру,
Что желаньями растеклась,
К ступе ладила помело,
По глаза закопалась в грязь
От отчаянья, всем назло.
Горько мутным держать ответ,
Там, где видишь себя в лицо.
Страшно вымолвить – Смерти нет!
Коль на пальце ее кольцо.
Оторочены облака
Бледно-розовой кисеей.
От далека, до далека,
Небо дышит сырой землей,
И тревожит огнями даль,
Что, как свечки, колышет лес.
Отлетает душа-печаль
Птицей серою в дым небес.
Когда тень превратится в дух,
Когда пламенем станет взор,
На заре промолчит петух,
Принимая зарю в укор.
Успокоится плачем страх,
Растворится в любви вина,
И оттает душа в слезах,
Понимая, что прощена.
Константин Кинчев
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
Шарль Бодлер
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
Шарль Бодлер
четверг, 01 апреля 2010
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Чёрный ворон, чёрный ворон,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не добъёшься,
Чёрный ворон, я не твой.
Что ты когти запускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!
Полетай ты, чёрный ворон,
К нам в далёкий дом родной.
Передай ты, чёрный ворон,
Отцу с матерью поклон.
Передай ты, чёрный ворон,
Отцу с матерью поклон.
А жене моей скажи ты,
Что женился на другой.
Остра шашка была свашкой,
Штык булатный был дружком.
Остра шашка была свашкой,
Штык булатный был дружком.
Чёрный ворон, чёрный ворон,
Ты не вейся надо мной.
Ты добычи не добьёшься,
Я солдат ещё живой.
Ты добычи не добьёшься,
Я солдат ещё живой.
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не добъёшься,
Чёрный ворон, я не твой.
Что ты когти запускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!
Полетай ты, чёрный ворон,
К нам в далёкий дом родной.
Передай ты, чёрный ворон,
Отцу с матерью поклон.
Передай ты, чёрный ворон,
Отцу с матерью поклон.
А жене моей скажи ты,
Что женился на другой.
Остра шашка была свашкой,
Штык булатный был дружком.
Остра шашка была свашкой,
Штык булатный был дружком.
Чёрный ворон, чёрный ворон,
Ты не вейся надо мной.
Ты добычи не добьёшься,
Я солдат ещё живой.
Ты добычи не добьёшься,
Я солдат ещё живой.
пятница, 12 марта 2010
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Когда придет зима, когда наступит февраль,
и черный фонарь станет желтым, как янтарь,
я прикажу себе молчать и не ходить в тот дом.
Кому-то станет интересно в чем беда.
Я раньше не бывал так часто дома никогда,
и я мечтал о телефоне, а он теперь для меня ерунда.
Hо это просто рубеж, и я к нему готов.
Я отрекаюсь от своих прошлых снов.
Я забываю обо всем. Я гашу свет.
Hет мира кроме тех, к кому я привык,
и с кем не надо нагружать язык,
а просто жить рядом и чувствовать, что жив.
Когда ветра морские будут крепко дуть,
я постараюсь сразу лечь и уснуть,
я это так давно и навсегда решил.
К каждому звуку я буду готов,
но в том доме не предпримут ни малейших шагов,
обвиняя во всем сдутость шин.
Hо это просто рубеж, и я к нему готов.
Я отрекаюсь от своих прошлых снов.
Я забываю обо всем. Я гашу свет.
Hет мира кроме тех, к кому я привык,
и с кем не надо нагружать язык,
а просто жить рядом и чувствовать, что жив.
Когда пройдет много лет и я вернусь в тот дом,
где холодно всегда без огня и с огнем,
меня встретит хозяйка и посмотрит на часы.
И тогда я пойму, что мой дом сгорел.
Я оставил все, а сам уцелел.
Hу зачем я опять вернулся к тебе?
и черный фонарь станет желтым, как янтарь,
я прикажу себе молчать и не ходить в тот дом.
Кому-то станет интересно в чем беда.
Я раньше не бывал так часто дома никогда,
и я мечтал о телефоне, а он теперь для меня ерунда.
Hо это просто рубеж, и я к нему готов.
Я отрекаюсь от своих прошлых снов.
Я забываю обо всем. Я гашу свет.
Hет мира кроме тех, к кому я привык,
и с кем не надо нагружать язык,
а просто жить рядом и чувствовать, что жив.
Когда ветра морские будут крепко дуть,
я постараюсь сразу лечь и уснуть,
я это так давно и навсегда решил.
К каждому звуку я буду готов,
но в том доме не предпримут ни малейших шагов,
обвиняя во всем сдутость шин.
Hо это просто рубеж, и я к нему готов.
Я отрекаюсь от своих прошлых снов.
Я забываю обо всем. Я гашу свет.
Hет мира кроме тех, к кому я привык,
и с кем не надо нагружать язык,
а просто жить рядом и чувствовать, что жив.
Когда пройдет много лет и я вернусь в тот дом,
где холодно всегда без огня и с огнем,
меня встретит хозяйка и посмотрит на часы.
И тогда я пойму, что мой дом сгорел.
Я оставил все, а сам уцелел.
Hу зачем я опять вернулся к тебе?
среда, 10 февраля 2010
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Морская 2
Космический отряд
Космический отряд
понедельник, 18 января 2010
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
воскресенье, 06 сентября 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
четверг, 03 сентября 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
понедельник, 24 августа 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Репортаж о группе "Девятый Район"
среда, 22 июля 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Репетиция группы 9-й Район
вторник, 21 июля 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
У меня была крыса - её убила зима
Было две подруги - осталась одна
Недавно был день - теперь уже ночь
И не надо пытаться мне чем-то помочь
У меня был приятель - он сошел с ума
Ни одна сука ему не дала
Как же буду я жить без такого урода
Я наверно подохну - не пройдёт и полгода
Пошли вы все! Я иду домой!
Ко мне не лезь - на пути не стой
И пусть течёт всё само собой
Забив на всё, Я иду домой
У меня была крыса - её не стало зимой
Было две подруги - теперь не одной
Мой веселый день - убивает ночь
И я сам не хочу себе помочь
Завтра будет всё так же как и всегда
Я врубаю ЭЛИЗИУМ пью до утра
Я болею меня - добивает погода
Я наверно подохну - не пройдёт и полгода
Мне вчера сказали - началась война
Только мне плевать - не моя вина
Нету дела глупей, чем война за мир
Я иду домой - Я Дезертир
Пошли вы все! Я иду домой!
Ко мне не лезь - на пути не стой
И пусть течёт всё само собой
Забив на всё, Я иду домой
Было две подруги - осталась одна
Недавно был день - теперь уже ночь
И не надо пытаться мне чем-то помочь
У меня был приятель - он сошел с ума
Ни одна сука ему не дала
Как же буду я жить без такого урода
Я наверно подохну - не пройдёт и полгода
Пошли вы все! Я иду домой!
Ко мне не лезь - на пути не стой
И пусть течёт всё само собой
Забив на всё, Я иду домой
У меня была крыса - её не стало зимой
Было две подруги - теперь не одной
Мой веселый день - убивает ночь
И я сам не хочу себе помочь
Завтра будет всё так же как и всегда
Я врубаю ЭЛИЗИУМ пью до утра
Я болею меня - добивает погода
Я наверно подохну - не пройдёт и полгода
Мне вчера сказали - началась война
Только мне плевать - не моя вина
Нету дела глупей, чем война за мир
Я иду домой - Я Дезертир
Пошли вы все! Я иду домой!
Ко мне не лезь - на пути не стой
И пусть течёт всё само собой
Забив на всё, Я иду домой
суббота, 27 июня 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Вчера сделал слайд-шоу
пятница, 05 июня 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
С разрешения администратора официального сайта залил видео группы " 9-й Район " на YouTube.
пятница, 15 мая 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
вторник, 07 апреля 2009
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Утро красит нервным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Вон старушка кормит телку,
Вон угнали самолет,
Вон сорвалась шишка с елки,
Вон взорвали химзавод.
Чахнет солнце в небе синем,
Заражает облака,
Слышен крик: "Спасай Россию",
из избушки лесника.
Спит лесник - детина рыжий,
Видит сон, страна вопит:
У кого попроще - грыжа,
У хозяев - менингит.
Снится будто все - уроды,
Нет житья который год,
А избранники народа
Гадят в собственный народ.
Все ученые, заразы,
А только толку что от них,
В разноцветных унитазах
Ловят рыбок золотых.
То указы, то отмены,
То не думать, то не пить,
А съешьте пачечку пургена,
веселее будет жить.
А на кладбище - ой, худо,
А на кладбище - бардак,
Что не мрамор, то паскуда,
Что не бронза, то дурак.
Встал лесник от страха синий,
Ба, да я же здесь живу,
И кричит: "Спасай Россию",
Не во сне, а наяву.
Так не должно продолжаться,
Остается лишь одно,
Всей России приподняться,
Чтоб стекло с нее говно.
И всех врагов одним ударом
Мы прикончим, а пока
Ты пой, звени, моя гитара,
Балалайка дурака.
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Вон старушка кормит телку,
Вон угнали самолет,
Вон сорвалась шишка с елки,
Вон взорвали химзавод.
Чахнет солнце в небе синем,
Заражает облака,
Слышен крик: "Спасай Россию",
из избушки лесника.
Спит лесник - детина рыжий,
Видит сон, страна вопит:
У кого попроще - грыжа,
У хозяев - менингит.
Снится будто все - уроды,
Нет житья который год,
А избранники народа
Гадят в собственный народ.
Все ученые, заразы,
А только толку что от них,
В разноцветных унитазах
Ловят рыбок золотых.
То указы, то отмены,
То не думать, то не пить,
А съешьте пачечку пургена,
веселее будет жить.
А на кладбище - ой, худо,
А на кладбище - бардак,
Что не мрамор, то паскуда,
Что не бронза, то дурак.
Встал лесник от страха синий,
Ба, да я же здесь живу,
И кричит: "Спасай Россию",
Не во сне, а наяву.
Так не должно продолжаться,
Остается лишь одно,
Всей России приподняться,
Чтоб стекло с нее говно.
И всех врагов одним ударом
Мы прикончим, а пока
Ты пой, звени, моя гитара,
Балалайка дурака.
среда, 18 июня 2008
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Понравился мне один рассказик... Решил выложить его здесь.
«Бросала ли тебя когда-нибудь женщина, друг?
Помнишь ли, как тебе было больно?
Несмотря на твои уверения в том, что на такие мелочи тебе плевать и на все попытки показаться матёрым циником и похуистом, который вообще-то всегда САМ бросает баб, я уверен, что ты помнишь. Ведь здесь и предательство, и чувство собственной несостоятельности, и холодная кислота ревности (её больше всего). И горькое чувство удивлённой покинутости, словно у телёнка, который мирно посасывал тёплое вымя, а ему обухом промеж беззащитных шелковистых ушей. Телятинка нежная.
Ты просыпаешься на мокрой подушке, и стыд, стыд, ведь мужчины вроде бы не плачут.
Пытаешься извести, выскоблить её образ из себя, но на этой стадии это под силу только героину. Проблема лишь в том, что у этого замечательного лекарства есть одно маленькое побочное действие: за полтора года переделывает человека в полноценное насекомое. Которому, справедливости ради надо отметить, действительно похуй на всех баб планеты. Но насекомые долго не живут.
Ты напиваешься до поцелуев её фотографий.
Следующая стадия деструктивна: ты эти фотографии рвёшь.
Оставляешь только детскую, в смутной надежде на то, что так будет легче простить.
Тебя мучит желание увидеть её, объясниться (хотя объяснялись уже хУеву пирамиду раз), но тот факт, что ушла она не просто в простительную пустоту, а к другому, делает предполагаемую встречу с ней социально опасной, потому что вдруг она придёт с ним, а в тюрьму неохота.
Звонки твои невменяемы и истеричны, ты сам себе противен, потому что понимаешь, что выглядишь дрожащим, шмыгающим слабаком, а так хочется быть сильным.
А как бы поступил сильный человек, ставший вдруг ненужным на ярко освещённой сцене?
Удушил бы (привет, Отелло, психованный ниггер) подлую предательницу? Спятил бы, дико хохоча, и обоссал суфлёра? Завыл бы в софиты? Дуэль, дуэль? Нет, не то…
Переместился бы в уютные сумерки зрительного зала, и наблюдал, что же будет дальше.
Ведь это так интересно и познавательно. Позволяет глубже постигнуть природу человека, потому что на себе её не всегда познаешь – сидя в мешке трудно судить о его цвете.
Некоторые эпизоды представления болезненны, но ничего. Финал окупит. Главное досмотреть.
Вот, значит, она. Она, на которую невозможно спокойно смотреть, потому что помнишь каждую… Так, стоп. Эмоций не нужно – они мешают наблюдать. Это просто баба.
Вот, значит баба, а вот он. Её новый.
Идут, держась за руки, он сдержанно шутит, она смеётся, прямо как с тобой когда-то. Походка, как всегда, обнаруживает в ней богиню.
Даже юбка на ней та же, с невидимыми уже следами твоего семени, это тогда, в парке…
Fuck this. Не вспоминать.
У них всё только начинается, милая, почти безупречная стадия. Она даёт ему по нарастающей: всё чаще и изощрённее, балует.
Не нравится видеть их секс? Нет уж, ты смотри. Когда слёзы уйдут из твоих глаз, ты присмотришься и увидишь, что даёт она ему примерно так же, как давала когда-то тебе, и даже с одним, тускло радующим тебя различием – не глотает.
Он ебёт её то остервенело, то лениво. На это почти невозможно смотреть, но ты должен, чтобы исцелиться.
«Целуйся с ней, уёбок, в этих губах не раз бывал мой член, целуйся, стараясь не думать об этом» на данном этапе остаётся спасаться вот такими низменными мыслями.
Она поёт по утрам, и это, пожалуй, самое невыносимое, - она счастлива.
Это самая болезненная часть спектакля, и к счастью она подходит к концу. В силу вступает следующая стадия (как раз та, на которой она тебя бросила).
Он начинает изменять ей, но делает это незаметно, а тебе и жаль её, и нет. Больше хочется набить ему ебало, потому что те две дуры, которых он поёбывает, не то что некрасивее – вообще непонятно, как на них может что-то, кроме взгляда гинеколога, подняться.
Проходит полгода, и наблюдать становиться всё легче. Легче, оттого, что, во-первых, привык, а во-вторых, свежесть и новизна в их отношениях прошла, и постепенно подползает позёвывающая бытовуха.
Он, посрав, забывает про освежитель, и она, зайдя в туалет после него, брезгливо зажимает нос. Ты улыбаешься. Дыши полной грудью, сука, ведь это любовь твоя так пахнет.
Суп, приготовленный ею, пересолен, а он дико хотел есть, швыряет ложку на стол, и уходит в кафе.
Она, ловко мастурбирующая в ванной, потому что он перебрал катанки и в силу недопустимого качества (и уж тем более количества) алкоголя в крови временно утратил общесоциальные (не мог даже ходить) функции и эрекцию.
Он поднимает трубку назойливо звонящего телефона и слышит оттуда: «Э, сющай, Лэну пазави».
Убираешь сотовый в карман и с любопытством созерцаешь. Шум, крик, рамс. Ай, нехорошо.
Она задерживается на работе, приходит пьяная. Снова скандал, летает посуда и вещи, он из последних сил сдерживается, чтобы не ударить её, потом всё-таки не выдерживает, и бьёт. Не кулаком, но так, что она кубарем летит в угол. Ты невольно сжимаешь подлокотники кресла. Хочется тоже выйти на сцену, и немного поучаствовать. Взорвать ему ебало, например. За то, что поднял руку на ту, на которую ты и голос-то повысить не смел. Но ты всего лишь зритель, да и то нелегальный, так что роскошь такую себе позволить не можешь. Сиди бля и смотри.
Она, пошатываясь, встаёт, шипит «уууйййёбок», снова падает. Непонятно, то ли это нокдаун, то ли синь. Он испуганно бросается к ней. Склоняется. Со звучным мясным шлепком она наотмашь хлещет его по лицу. Какое-то время они уморительно дерутся. Ну как дерутся – он ловит её беспокойные руки, которые пытаются вцепиться ему в голову. Всё (думаешь ты), такая гордая натура, как она, побоев не простит. Теперь точно расстанутся.
Но тут он размашисто рвёт на ней платье, и у них вспыхивает свирепый примирительный секс, когда в каждой хлещущей фрикции одновременно и месть и сладость, и зачатие и удар ножом.
Не расстались. А ты-то думал, что знаешь её?
Вот она слегка с пузом, варит вермишель на кухне. Не поёт. На соседней конфорке что-то ожило и вскипело, она шепчет: «ёбанаврот». Он поднимает глаза от газеты и спокойно говорит: «Ещё раз услышу – получишь в дыню». «А тебе, значит, можно матом ругаться?». «Баба – это другое»- замечает он весомо, и хоть тут ты с ним полностью согласен.
Пельмени, носки, степенные прогулки в парке. Котлеты (покупные), ночнушка, телевизор. Микроволновая печь, бигуди, растянутые семейники. И всё.
И всё у них вроде бы хорошо, но как-то пронзительно скучно, скучно. Эмоции остывают, краски выцветают. Даже ебёт он её уже в удобно отлаженных, ненапряжных позициях.
Тебе уже не хочется досматривать, и так понятно, что будет дальше:
…утомительно стандартная свадьба (туфелька с шампанским, две драки, блюющий с балкона тесть, неутешительное сведение баланса пропитого и подаренного).
…вот он встречает её, бледненькую, из роддома, а дальше совсем неинтересно. Ты невольно дремлешь в кресле, просыпаясь только от их ссор, а потом и от ссор этих просыпаться перестаёшь, поскольку из бурных драйвовых постановок они трансформировались в вялотекущую вражду с блёклыми вспышками взаимных обвинений и убийственным молчанием как главным козырем.
Зеваешь. Наблюдать становиться невыносимо незачем, ибо боль ушла, обида растворилась… Вся исключительность, мнимо присущая этой женщине, растворилась тоже. Теперь это действительно – просто баба.
Внешнее очарование театральных мистификаций обернулось само против себя, а яркая концовка, которая, как режиссёрский ход, может и спасла бы спектакль, непременно включала бы в себя элемент трагедии, а этого (по-крайней мере ей) ты не желаешь. Пусть живёт как хочет, учит блоки, потому что при её гоноре и его нетерпимости пиздить он её будет часто. Пусть, их дело. Acta est fabula.
Выходишь на улицу из темноты и духоты чужой жизни. Стираешь номер её телефона из одной памяти, затем из другой. Всё, нет такого номера. Свободен. Время широким языком всё-таки способно зализать любую рану. Главное – не ебонуться в самом начале.
А дома, из детской её фотографии (где она в белой панамке сидит на корточках, шаловливо высунув кончик языка) складываешь кривой самолётик, запускаешь его с балкона и наблюдаешь, как он по сужающейся спирали улетает вниз, в лужу, в никуда.»
«Бросала ли тебя когда-нибудь женщина, друг?
Помнишь ли, как тебе было больно?
Несмотря на твои уверения в том, что на такие мелочи тебе плевать и на все попытки показаться матёрым циником и похуистом, который вообще-то всегда САМ бросает баб, я уверен, что ты помнишь. Ведь здесь и предательство, и чувство собственной несостоятельности, и холодная кислота ревности (её больше всего). И горькое чувство удивлённой покинутости, словно у телёнка, который мирно посасывал тёплое вымя, а ему обухом промеж беззащитных шелковистых ушей. Телятинка нежная.
Ты просыпаешься на мокрой подушке, и стыд, стыд, ведь мужчины вроде бы не плачут.
Пытаешься извести, выскоблить её образ из себя, но на этой стадии это под силу только героину. Проблема лишь в том, что у этого замечательного лекарства есть одно маленькое побочное действие: за полтора года переделывает человека в полноценное насекомое. Которому, справедливости ради надо отметить, действительно похуй на всех баб планеты. Но насекомые долго не живут.
Ты напиваешься до поцелуев её фотографий.
Следующая стадия деструктивна: ты эти фотографии рвёшь.
Оставляешь только детскую, в смутной надежде на то, что так будет легче простить.
Тебя мучит желание увидеть её, объясниться (хотя объяснялись уже хУеву пирамиду раз), но тот факт, что ушла она не просто в простительную пустоту, а к другому, делает предполагаемую встречу с ней социально опасной, потому что вдруг она придёт с ним, а в тюрьму неохота.
Звонки твои невменяемы и истеричны, ты сам себе противен, потому что понимаешь, что выглядишь дрожащим, шмыгающим слабаком, а так хочется быть сильным.
А как бы поступил сильный человек, ставший вдруг ненужным на ярко освещённой сцене?
Удушил бы (привет, Отелло, психованный ниггер) подлую предательницу? Спятил бы, дико хохоча, и обоссал суфлёра? Завыл бы в софиты? Дуэль, дуэль? Нет, не то…
Переместился бы в уютные сумерки зрительного зала, и наблюдал, что же будет дальше.
Ведь это так интересно и познавательно. Позволяет глубже постигнуть природу человека, потому что на себе её не всегда познаешь – сидя в мешке трудно судить о его цвете.
Некоторые эпизоды представления болезненны, но ничего. Финал окупит. Главное досмотреть.
Вот, значит, она. Она, на которую невозможно спокойно смотреть, потому что помнишь каждую… Так, стоп. Эмоций не нужно – они мешают наблюдать. Это просто баба.
Вот, значит баба, а вот он. Её новый.
Идут, держась за руки, он сдержанно шутит, она смеётся, прямо как с тобой когда-то. Походка, как всегда, обнаруживает в ней богиню.
Даже юбка на ней та же, с невидимыми уже следами твоего семени, это тогда, в парке…
Fuck this. Не вспоминать.
У них всё только начинается, милая, почти безупречная стадия. Она даёт ему по нарастающей: всё чаще и изощрённее, балует.
Не нравится видеть их секс? Нет уж, ты смотри. Когда слёзы уйдут из твоих глаз, ты присмотришься и увидишь, что даёт она ему примерно так же, как давала когда-то тебе, и даже с одним, тускло радующим тебя различием – не глотает.
Он ебёт её то остервенело, то лениво. На это почти невозможно смотреть, но ты должен, чтобы исцелиться.
«Целуйся с ней, уёбок, в этих губах не раз бывал мой член, целуйся, стараясь не думать об этом» на данном этапе остаётся спасаться вот такими низменными мыслями.
Она поёт по утрам, и это, пожалуй, самое невыносимое, - она счастлива.
Это самая болезненная часть спектакля, и к счастью она подходит к концу. В силу вступает следующая стадия (как раз та, на которой она тебя бросила).
Он начинает изменять ей, но делает это незаметно, а тебе и жаль её, и нет. Больше хочется набить ему ебало, потому что те две дуры, которых он поёбывает, не то что некрасивее – вообще непонятно, как на них может что-то, кроме взгляда гинеколога, подняться.
Проходит полгода, и наблюдать становиться всё легче. Легче, оттого, что, во-первых, привык, а во-вторых, свежесть и новизна в их отношениях прошла, и постепенно подползает позёвывающая бытовуха.
Он, посрав, забывает про освежитель, и она, зайдя в туалет после него, брезгливо зажимает нос. Ты улыбаешься. Дыши полной грудью, сука, ведь это любовь твоя так пахнет.
Суп, приготовленный ею, пересолен, а он дико хотел есть, швыряет ложку на стол, и уходит в кафе.
Она, ловко мастурбирующая в ванной, потому что он перебрал катанки и в силу недопустимого качества (и уж тем более количества) алкоголя в крови временно утратил общесоциальные (не мог даже ходить) функции и эрекцию.
Он поднимает трубку назойливо звонящего телефона и слышит оттуда: «Э, сющай, Лэну пазави».
Убираешь сотовый в карман и с любопытством созерцаешь. Шум, крик, рамс. Ай, нехорошо.
Она задерживается на работе, приходит пьяная. Снова скандал, летает посуда и вещи, он из последних сил сдерживается, чтобы не ударить её, потом всё-таки не выдерживает, и бьёт. Не кулаком, но так, что она кубарем летит в угол. Ты невольно сжимаешь подлокотники кресла. Хочется тоже выйти на сцену, и немного поучаствовать. Взорвать ему ебало, например. За то, что поднял руку на ту, на которую ты и голос-то повысить не смел. Но ты всего лишь зритель, да и то нелегальный, так что роскошь такую себе позволить не можешь. Сиди бля и смотри.
Она, пошатываясь, встаёт, шипит «уууйййёбок», снова падает. Непонятно, то ли это нокдаун, то ли синь. Он испуганно бросается к ней. Склоняется. Со звучным мясным шлепком она наотмашь хлещет его по лицу. Какое-то время они уморительно дерутся. Ну как дерутся – он ловит её беспокойные руки, которые пытаются вцепиться ему в голову. Всё (думаешь ты), такая гордая натура, как она, побоев не простит. Теперь точно расстанутся.
Но тут он размашисто рвёт на ней платье, и у них вспыхивает свирепый примирительный секс, когда в каждой хлещущей фрикции одновременно и месть и сладость, и зачатие и удар ножом.
Не расстались. А ты-то думал, что знаешь её?
Вот она слегка с пузом, варит вермишель на кухне. Не поёт. На соседней конфорке что-то ожило и вскипело, она шепчет: «ёбанаврот». Он поднимает глаза от газеты и спокойно говорит: «Ещё раз услышу – получишь в дыню». «А тебе, значит, можно матом ругаться?». «Баба – это другое»- замечает он весомо, и хоть тут ты с ним полностью согласен.
Пельмени, носки, степенные прогулки в парке. Котлеты (покупные), ночнушка, телевизор. Микроволновая печь, бигуди, растянутые семейники. И всё.
И всё у них вроде бы хорошо, но как-то пронзительно скучно, скучно. Эмоции остывают, краски выцветают. Даже ебёт он её уже в удобно отлаженных, ненапряжных позициях.
Тебе уже не хочется досматривать, и так понятно, что будет дальше:
…утомительно стандартная свадьба (туфелька с шампанским, две драки, блюющий с балкона тесть, неутешительное сведение баланса пропитого и подаренного).
…вот он встречает её, бледненькую, из роддома, а дальше совсем неинтересно. Ты невольно дремлешь в кресле, просыпаясь только от их ссор, а потом и от ссор этих просыпаться перестаёшь, поскольку из бурных драйвовых постановок они трансформировались в вялотекущую вражду с блёклыми вспышками взаимных обвинений и убийственным молчанием как главным козырем.
Зеваешь. Наблюдать становиться невыносимо незачем, ибо боль ушла, обида растворилась… Вся исключительность, мнимо присущая этой женщине, растворилась тоже. Теперь это действительно – просто баба.
Внешнее очарование театральных мистификаций обернулось само против себя, а яркая концовка, которая, как режиссёрский ход, может и спасла бы спектакль, непременно включала бы в себя элемент трагедии, а этого (по-крайней мере ей) ты не желаешь. Пусть живёт как хочет, учит блоки, потому что при её гоноре и его нетерпимости пиздить он её будет часто. Пусть, их дело. Acta est fabula.
Выходишь на улицу из темноты и духоты чужой жизни. Стираешь номер её телефона из одной памяти, затем из другой. Всё, нет такого номера. Свободен. Время широким языком всё-таки способно зализать любую рану. Главное – не ебонуться в самом начале.
А дома, из детской её фотографии (где она в белой панамке сидит на корточках, шаловливо высунув кончик языка) складываешь кривой самолётик, запускаешь его с балкона и наблюдаешь, как он по сужающейся спирали улетает вниз, в лужу, в никуда.»
пятница, 19 октября 2007
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть...
Луна словно репа, а звезды — фасоль.
Спасибо мамаша за хлеб и за соль
Души корешок, а тело ботва
Весёлое время наступает братва
Весенний дождик поливал гастроном
Музыкант Селиванов удавился шарфом
Никто не знал, что будет смешно
Никто не знал, что всем так будет смешно
Маленький мальчик нашёл пулемёт
Так получилось, что он больше не живёт
На кухне он намазал маслом кусок
Прожевал, запил и подставил висок
А пока он ел и пил из стакана
Поэт Башлачёв упал-убился из окна
Ой-йо, сработал капкан
Еще один зверёк был предан нашим рукам
Мир пробудился от тяжелого сна
И вот наступила ещё большая весна
Под тяжестью тел застонала кровать
Такое веселье просто ёб твою мать
От своей авторучки я сломал колпачок
По дороге на встречу шел мертвый мужичек
Завтрак, ужин и обед
Мужичек мертв а мы еще нет
Луна словно репа, а звезды фасоль
Спасибо мамаша за хлеб и за соль
Веселое время наступает друзья
Веселее некуда, веселей нельзя
Спасибо мамаша за хлеб и за соль
Души корешок, а тело ботва
Весёлое время наступает братва
Весенний дождик поливал гастроном
Музыкант Селиванов удавился шарфом
Никто не знал, что будет смешно
Никто не знал, что всем так будет смешно
Маленький мальчик нашёл пулемёт
Так получилось, что он больше не живёт
На кухне он намазал маслом кусок
Прожевал, запил и подставил висок
А пока он ел и пил из стакана
Поэт Башлачёв упал-убился из окна
Ой-йо, сработал капкан
Еще один зверёк был предан нашим рукам
Мир пробудился от тяжелого сна
И вот наступила ещё большая весна
Под тяжестью тел застонала кровать
Такое веселье просто ёб твою мать
От своей авторучки я сломал колпачок
По дороге на встречу шел мертвый мужичек
Завтрак, ужин и обед
Мужичек мертв а мы еще нет
Луна словно репа, а звезды фасоль
Спасибо мамаша за хлеб и за соль
Веселое время наступает друзья
Веселее некуда, веселей нельзя